пришлите новость

Михаил Казиник: об образовании «ис пат тешка», вредной свободе для раба и математичности музыки

14:54, 16 апреля 2020

В марте Уфу посетил выдающийся музыкант и культуролог Михаил Казиник. Он провел семинар для желающих познакомиться с его авторской образовательной методикой. Должен был также состояться концерт, но из-за ухудшившейся эпидемиологической ситуации он был перенесен. Михаил Семенович принял приглашение интернет-издания ProUfu и газеты Bonus прийти в нашу редакцию. Два часа беседы с этим уникальным человеком пролетели незаметно. Предлагаем нашим читателям запись эксклюзивного интервью.

Михаил Казиник: об образовании «ис пат тешка», вредной свободе для раба и математичности музыки

Михаил Семенович Казиник – музыкант, лектор-музыковед, педагог, культуролог, публицист. Родился в 1951 году в Санкт-Петербурге (Ленинграде). В 1953 году переехал с родителями в Витебск (Белорусь), где окончил Белорусскую консерваторию. Лекторскую деятельность начал с 15 лет, выступая в формате лекций-концертов.

В 1991 году, после распада страны, принял решение переехать в Швецию, где также занялся активной музыкально-просветительской деятельностью. Является автором новаторской методики «комплексно-волнового урока», которая применяется в созданном им международном проекте «Школа будущего».

«Я, скорее, настройщик, нежели популяризатор»

 Михаил Семенович, в «Википедии» пишут, что вы русский лектор-музыковед, популяризатор классической музыки. Правильно ли определение?

Нет, неправильно. Во-первых – о слове «популяризатор». Я говорю часто глубокие, серьезные, но непопулярные вещи. Если бы я был абсолютным популяризатором, с моей эмоциональностью и всем прочим, у меня были бы сотни миллионов слушателей. Я все-таки не поп-музыкант, поэтому классическую музыку я выстраиваю по другому принципу.

Сегодня существует мнение, что нельзя начинать влюблять в классическую музыку с Баха – это сложно, это высшая математика музыки. Надо начать с «Танца маленьких лебедей», с каких-то миниатюр классических. Давайте представим, что мы на машине времени отправились в церковь Святого Фомы в Лейпциг, где кантором этой церкви, органистом, композитором был Иоганн Себастьян Бах. Чтобы поговорить с верующими, для которых он играет. И вот вы в перерыве задаете вопрос приехавшим на службу крестьянам и бюргерам: «Вы понимаете музыку Баха?». Они решат, что вы сошли с ума. Они не просто понимают – они в этом живут. Они знают, что у них есть один день в неделю, когда они могут перестать думать о соломе, которая обветшала на крыше, и о том, что надо покрасить потолок и починить коровник. В этот день они садятся в карету, нарядные, и едут в церковь. А там господин Бах играет им музыку. И она соответствует тому состоянию, в котором они в этот момент находятся, – состояние жизни-смерти, состояние вечности. У них не возникает вопросов, воспринимают ли они музыку, потому что они воспринимают ее вместе с верой, вместе с Богом.

Идея такова: великая музыка тесно связана с состоянием психики, с состоянием души. Этим я и занимаюсь: не популяризирую, а настраиваю человеческий организм, то есть приемник на передатчик. Передатчик в случае, о котором я рассказываю, это орган и господин Бах. Они дают вот эти волны, энергию. Прихожане церкви Святого Фомы не получают ее, как испорченный приемник, поэтому и пришли, они готовы принять эти волны.

Вот и секрет, что я делаю: я настройщик, скорее, чем популяризатор.

 Раз уж мы затронули темы веры. Бог, церковь, религия — одно и то же?

 Нет. Бог намного выше, чем любая церковь, и чем любая религия. Я считаю, когда-нибудь человечество придет к этому убеждению, что бог и вера – это самое интимное из всего, что может быть. Религия – это общественный институт, поп-институт, то есть популярный институт, потому что, помните, как Губерман писал: «Вожди никогда не могли понять, что идея, брошенная в массы, это как девка, брошенная в казармы», то есть любой бог, любой философ, становясь жертвой и добычей толпы, превращается в ничто.

Пушкин несколько раз обращался к этой теме и говорил очень резкие вещи. Например, в стихотворении «Поэт и толпа» он говорит о том, что чернь всякий, кто оценивает статую Аполлона Бельведерского только по весу мрамора, который ушел на ее изготовление, и для кого печной горшок дороже. А знаете, почему его эта тема так трогала? Угадайте, каким тиражом были выпущены первые две главы «Евгения Онегина». Вот, никогда не догадаетесь. 600! Удивились? Многомиллионная страна, четверть суши всей планеты, со всеми богатствами. И вдруг оказывается, что 600 экземпляров достаточно для романа в стихах всенародного поэта, чтобы удовлетворить российское общество пушкинского времени. Получается, что если и была какая-то элита, то маленькая прослойка.

Скажу еще более политизированную вещь: почему Ленин приехал в Россию делать революцию, он же был в Швейцарии? Он так и говорил: «Зачем нам эта грязная Россия? Давайте революцию сделаем здесь, здесь все банки – все деньги мира». Тогда ему собеседник его Парвус (Александр Парвус, по одной из версий являющийся организатором финансирования революционного движения в России со стороны Германии – Ред.) сказал: «Володя, как только ты возьмешь все банки, деньги объявят вне закона, и у тебя не останется ни одной бумаги, которая имеет ценность. А Россия – это удивительная страна, сплошное богатство: нефть, газ, пушнина, леса, рыба, озера, земля. И тонкий слой интеллигенции. Срежь его и остальные будут тысячи лет добывать тебе все. И ты получишь деньги на мировую революцию».

Поэтому первое, что сделал Ленин, – выслал из страны сверхмозг народа. Профессоров Московского, Петербургского, Казанского университетов. Это были выдающиеся люди, великие люди.

Моя задача – абсолютно не касаясь политики, объяснить людям, что есть два мира: в первом вы никогда не наведете порядок. Но можно выстроить человеческий мозг, сердце и тело так, чтобы человек открыл для себя другой мир – так, как простой христианин или бюргер, слушающий Баха в церкви Святого Фомы. То есть я искусственно создаю такую же эмоциональную, интеллектуальную обстановку, в которой находились простые немецкие крестьяне, когда они слушали великую музыку. Моя задача не просветить, а скорее, осветлить мозги, потому что они закованы трафаретным образованием, трафаретным окружением, одними и теми же словами, одними и теми же формулами, в результате мозг устает, скукоживается и ничего не воспринимает.

Как эксперт Нобелевского концерта, я устраивал опросы Нобелевских лауреатов относительно присутствия музыки в детстве. И все как один,не сговариваясь, сказали: «Да, в детстве была музыка: на скрипке играл, на фортепьяно играл, папа играл, мама играла, соседи играли, на концерты ходили и так далее». Все без исключения. Музыка – это строительный материал мозга, она объединяет правую и левую доли – логическую и эмоциональную. Они не должны работать вразнобой. Музыка, с точки зрения логической доли мозга – это высшая математика, а с точки зрения эмоциональной – это высшая эмоция.

«Сегодняшнее образование – это несколько блюд в одной тарелке»

Говоря об образовании: вы последовательно критикуете современное образование, что с ним не так?

Все не так. Представьте себе, что к вам должен прийти гость. Вы ему звоните по телефону и говорите: «Вася, моя жена хочет тебя очень вкусно покормить, но ты должен назвать свои любимые блюда». Ни о чем не подозревающий гость говорит: «Я очень люблю оливье на закуску, борщ украинский, свиную отбивную. А на десерт – чай с вареньем. И если можно, еще селедку под шубой на закуску (я сейчас называю и свои любимые блюда, да). Когда друг приходит в гости, ваша жена подает ему селедку, залитую вареньем, под этим в виде подливки борщ украинский, там же плавает салат оливье, майонез вместо сметаны растворяется в борще, там же растворяется и варенье.

Сегодняшняя школа – это не что иное, как вот такое блюдо, поданное в одной тарелке. Это то, что я наблюдаю в мозгах советских людей в результате всех диверсий со всех сторон. Невозможно в течение дня ребенку прослушать шесть лекций. Невозможно переключать все время мозги, невозможно жить клиповым сознанием. География – это место, история – это время, а наука и культура – это заполнение места и времени. Поэтому оторвать место от времени, оторвать место и время от науки и культуры - это значит породить клиповое сознание. То, что мы получаем после 10 лет по шесть часов в день, не поддается никакому описанию, структурированию. Это чудовищно: и этот мат, и это неумение произнести нормальную фразу, отсутствие риторики, неумение беседовать друг с другом без оскорбления и ненависти, полная путаница в мозгах.

Я выстраиваю школу ассоциативного мышления. Это значит, что все на Земле связано друг с другом. Если вы говорите Дания – вы говорите Андерсен. Если говорите Андерсен, начинаете анализировать, например, сказку «Соловей». Кстати, если вы ее перечитаете, то поймете, что ничего глубже на земле по поводу искусства сказать нельзя. А когда вы вырастаете, узнаете, что в Дании жил и творил один из величайших, глубочайших философов всех времен – Сёрен Кьеркегор. Когда вы начинаете его читать, понимаете, как он привел мышление к XX веку, какие удивительные вещи появились после него. И даже «Маленький принц» Экзюпери – это, так или иначе, тот экзистенциализм, отцом духовным которого считают философа предыдущего века.

Вот сейчас я показал пример ассоциативного мышления – так, как выстраивается моя школа.

Что нужно сделать, чтобы школа ваша появилась в Уфе, она ведь есть в некоторых городах страны – в Челябинске, в Тюмени?

Я в Уфе провел двухдневную конференцию. Планировал больше человек, но приехали 70. Из них примерно 20% я захватил по-настоящему. Они готовы работать, принесли мне уроки комплексно-волновые – такие, как в моей школе, гениальные. Эти люди уже мои. И через каждого из них пройдут сотни детей. Вот так, понемножку, мы накапливаем учителей по всей России. Они приезжают в свои школы, полные идей, и захватывают еще несколько учителей. В результате мне приходят радостные известия: «Мы провели комплексно-волновой урок в нашей школе. Вы знаете, эффект превысил все ожидания, дети говорят: «Когда дальше? Мы ждем». Вдруг возникает любовь к этим учителям, почти артистам, потому что они вместе проводили этот урок, шутили – это тоже одно из условий моей школы. Вы знаете, как начинают смотреть ученики на строжайшего учителя математики, который вдруг прервал себя и пошутил. Чувство эмпатии – одно из важнейших в школе.

Россия – немножко специфичная страна. В любой стране мира я могу не спрашивать ни у какого чиновника [разрешения]. Если школа считает, что я прекрасную идею предложил, то она пойдет за мной. Но мне неинтересны другие страны. Меня интересует моя страна и мой молочный язык. Всегда все болит свое. Могу сказать одно – вода и камень точит. Я понимаю, что мне не дадут широкого экрана, широких полномочий, ко мне не пришлют тысячу учителей на переподготовку. Но вот так, потихонечку, дело идет. Здесь, в Башкортостане, очень приятная была встреча с учителями. Я очень хорошо чувствую энергетику: позитива было больше, чем негатива. Если распределить всех, 15-20 – это были великолепные учителя. Еще 20 – абсолютно ничего не понимающих и уверенных, что это не для них (лучше я буду получать свою маленькую зарплату, выкручусь как-то, доживу до пенсии). И третья группа, совсем маленькая, человек 10, у которых на лице была ненависть.

С вашей школой у современных детей появляется шанс получить другое образование. Что же делать людям с советским образованием? Выходит, они потеряны?

Я ни в коем случае бы не критиковал советское образование, потому что вот то, что Рудольф Штейнер создал как вальдорфские школы с производственным обучением, с вниманием к театру – по сути, это советская школа того времени. Но было несколько вещей, которые ее и портили – это идеология, военизация, трудовые десанты. И есть такая деталь – нынешние 50-60-летние, которые учились в советской школе, сегодня пишут в интернете безграмотно. Кульминацией было слово, которое я прочитал недавно – «ис пат тешка». Я не сразу понял, что это «исподтишка». Или мягкие знаки в глаголах, или их отсутствие – это ужас: «мне нравитЬся, что вы делаете». Это все советская школа, мой дорогой. Я делаю вывод, как Христос говорил: «по плодам узнаете их». Когда я читаю их, и когда я вижу сейчас, и видел в 90-е годы то, что называли агрессивно-послушным большинством, я считаю, что советская школа выполнила свою задачу. Потому что молодежь не представлена в правительстве нигде. Молодая страна не имеет никакого пути, а имеют пути те, кто учились в советской школе.

Советская школа сформировала человека-соглашателя, неспособного глубоко думать. Никогда перед ним не ставили альтернативных точек зрения, ему говорили: «Вот так думай, так читай, вот это правда». Не было понятия антиномии – двух взаимоисключающих мнений. Как-то в одном вузе доцент, кандидат философских наук попыталась провести игру – создать оппозицию внутри группы. Одни за советскую власть, другие – против. Обе стороны должны найти аргументы. В итоге ее вызвали и пригрозили увольнением. А помните главные песни советских времен? «Одни поем мы песенки, одни читаем книжки». Или «Ленин в твоей мечте, в каждом счастливом дне», а дальше самая страшная фраза – «Ленин в тебе и во мне». Можно критиковать, можно смеяться, но ведь до сих пор боятся убрать его из Мавзолея. Уберешь – значит, придется убирать из тебя, из меня.

Мне иногда пишут пожилые люди, пожалуйста, говорите про музыку, но не трогайте политику, не трогайте советскую власть. Но я при ней жил, учился в советской школе. Знаю, какие последствия этой власти, и как они будут еще развиваться на столетия вперед. Как сказал польский режиссер Кшиштоф Кесьлевский: «Коммунистическое проявляется даже в способе выпечки булочек, которые мы едим». Вот ты, нормально мыслящий антикоммунист, пошел, купил булочку, которую испек коммунист, съел ее и опять заболел коммунизмом, как коронавирусом. Эта инфекция «коммунизма» – она на столетия. Это такая беда, которую невозможно описать.

О вирусе коммунизма

А вы не думаете, что сейчас все возвращается? Вот это вот обобщение, тоталитаризм?

Оно никуда не уходило, поэтому оно ниоткуда не возвращается. Коммунистическая система обладает, как и вирус, разными штаммами. То есть вот этот вирус – с ним справились, нашли средство, а этот – чуть-чуть изменился и опять лезет в легкие. Вот в чем беда. Коммунизм, после того как в 1917 году без боя, без крови большевики взяли власть, никогда никуда не уходил. Он только менял вождей, цвет флагов, а кое-что и не менял, например, гимн – тот гимн, под который в ГУЛАГ вели миллионы людей. Поэтому, когда я слышу эту музыку, я представляю себе гигантские просторы страны, где карта вся испещрена точками центров уничтожения. Но это случилось не только в России и не только со Сталиным. Это случилось в Китае, в Северной Корее, в Монголии. Вы слышали что-нибудь о Монголии в последнее время? Нет. А почему? А потому что там были монголы, которые кочевали столетиями, поэтому у них привычка, извините, как бы сказать помягче, решать все вопросы опорожнения желудка и мочевого пузыря без туалета, вот там, где захотелось. Но кто держал монгольскую страну? Великие священники – ламы, монастыри, где хранились древнейшие знания Шелкового пути. Они потихонечку воспитывали народ, поставляли им поэзию, музыку, имеющую древнейшую связь с космосом. Но пришел коммунизм и расправился с религией. Были уничтожены все монастыри, ламы. Сейчас скажу нецензурное слово: какающий народ остался, а его культура, сохраненная столетиями, была уничтожена в один присест.

В Камбодже, Кампучии – другая модификация коммунизма. Пришли и сказали, что, согласно товарищу Сталину, Ленину, Троцкому, нужно просто уничтожить 4/5 населения, а оставшаяся часть, на которую хватает средств и возможностей, будет жить при коммунизме. И они стали даже не стрелять, а закапывать живыми в землю людей, чтобы не тратить патроны.

Сегодня, когда Володин сказал: «Есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России», вот это ведь то же самое, любому мыслящему человеку сразу стало ясно, что это одна из модификаций социализма. Потому что – как это может быть? Россия – это Чайковский, Рахманинов, Толстой, Лесков, Чехов. Это все, что повлияло на мировую культуру. Россия – это огромное количество гениальных ученых, потрясающей русской интеллигенции. Вы можете тысячу раз уважать Путина, любить его, преклоняться, но вот как только звучит эта фраза, на нее нужно немедленно реагировать: «Владимир Владимирович, вы же понимаете, что это шутка. Что вы все равно смертный, как и я. Мы все умрем – и простые, и великие. Но Россия будет стоять и существовать, если ее за собой не потянуть, не взорвать перед смертью».

Коммунизм противопоставляют демократии, но демократию вы тоже не жалуете

Не жалую. По одной причине – никогда нигде демократии не было. Был антитоталитаризм, антифашизм. А демократия – ну, Черчилль же сказал, что это попытка. Это не годится вообще, но лучшего пока не придумали. Но я знаю, почему не годится. Потому что здесь путаница: «демос» – в античном мире это были люди, которые учились в академии Платона. Они прошли семь свободных искусств и могли избирать, и быть избранными в парламент. Остальные назывались «охлос» – его всегда было больше, чем «демоса». И если охлос решает, то есть имеет всеобщее избирательное право, следовательно, это охлократия, а не демократия. В античном мире была именно демократия. Потому что, как может какой-нибудь плебей решать, кто будет президентом в его стране. Он что, перечитал Геродота, Платона, Демокрита? Он слышал речи Демосфена? Нет, ему это все глубоко до лампочки и речь-то у него раба. Очень интересно, когда ловили сбежавшего раба, а он предъявлял диплом о том, что окончил академию Платона или получил справку о прохождении семи свободных искусств, его отпускали. Человек, который сбежал, чтобы направиться учиться к Платону – это уже не обладатель рабского мышления, понимаете? Хотя жизнь у раба была очень даже удобная: исправно кормили три раза в день – не нужно было думать, где добыть пропитание. Женщина приходила каждую ночь и без всяких стихов выполняла свою обязанность – освобождала семенники от лишнего напряжения, чтобы утром мужчина, позавтракав, опять мог чистить коней, а не искать женщин. Когда раб получал свободу, он в первые минуты радовался очень, а потом вставал вопрос – а где обед? Выход один – ограбить или убить владельца обеда. Ночью еще хуже: женщина не пришла, где ее взять? Раб начинал нападать на патрицианок, потому что своих рабынь уже не хотелось. Поэтому я всегда говорил, что бывший раб – хуже раба, у которого есть трехразовое питание, женщина и точное распределение обязанностей. Это было идеальное существование, как и крепостное право в России.

Это звучит так, будто свобода – это плохо

Свобода для раба – это плохо. Его нужно сначала образовать, научить быть свободным человеком. Потому что ответственность за свои поступки – это очень важный экзамен. В 1861 году, когда было отменено крепостное право, царь совершил колоссальнейшую ошибку, которая привела к наступлению 1917 года. Освободив миллионы людей, он не приготовил для их детей ни школ, ни нормальных жилищ, современных по тем временам заводов и фабрик, не придумал занятий. Они поселялись в бараках, их дети жили всю свою жизнь в бараках. Так прошло три поколения, к четвертому была найдена гениальная теория, которая переводит зависть к власть имущим в научную плоскость. Весь марксизм-ленинизм – это не что иное, как философия зависти раба к свободному человеку. Представьте себе: ребенок, чьи родители тяжело работают по 18 часов в день, вышел из своего мерзкого барака, где пахнет всеми видами испражнений, на улицы города. Идет по Петербургу, заглядывает в окна, видит елку, чудесно одетую маму, которая ласкает своих детей, видит папу с орденом Св. Анны на шее. Приходит на кухню, а ему дают какие-то отбросы. Какое чувство у него появляется? Отобрать. Поделить. Зависть – это одно из самых революционных чувств. Вот сейчас те же самые очень богатые люди отделились заборами, пропускными системами, чтобы эти рабы не видели, как они живут. Потому что иначе беды не миновать. Как только раб из своей хрущебы зайдет в квартиру 800 кв. метров или в дом в 2 тысячи кв. метров, он сразу задаст себе вопрос: сколько ему надо зарабатывать в месяц, и через сколько лет он сможет купить себе такой дом. И где найти такую работу? А есть другой вариант: отобрать этот дом и устроить в нем детский сад. Красиво, но это уже социализм – отобрать, опять отобрать.

Как же быть?

Надо создавать школы. То, чем занимаюсь я. Только знание, искусство, культура – способны превратить раба в дворянина. С моей точки зрения, дворянин – это не кровь, это мышление, это гармония. С Познером когда мы говорили, затронули эту тему. Он говорит: «Вы против всеобщего равного избирательного права, вы против того, чтобы бомжи голосовали?» Я ему сказал: «Нет, я за то, чтобы бомжей сначала образовать, чтобы они хоть немножко понимали, за кого они голосуют». Какое может быть всеобщее равное избирательное право, если голос бомжа приравнен к голосу профессора?

«Сменяемость власти – абсолютнейшее условие»

 Сменяемость власти – это хорошо, или нужен один правитель – раз и навсегда?

 Тут зависит всегда все от царя. Если он умный, добрый, человечный, то хорошо, пусть два срока будет, но больше категорически нельзя. Особенно если учесть, что люди к власти приходят уже в 50, 60 лет. А ведь вы же знаете, что есть понятие не только инсульт, а микроинсульт. Микроинсульты ужасны тем, что чуть-чуть поболит голова и прошла, но вдруг замечаешь, что ты все забываешь, начинаешь экать, мэкать. У тебя мысли растворяются, ты можешь брякнуть такое, что хоть стой, хоть падай. Поэтому сменяемость власти – это абсолютнейшее условие, тут даже думать нечего.

 В Совете Федерации вы сказали, что культура должна стоять на первом месте в бюджете. Если бы вы стали президентом, что бы вы поменяли?

 Я бы не позволил из этого бюджета украсть ничего. У нас огромное количество нефти и газа, я бы за них привез сюда лучшие умы мира, лучших врачей, лучшее оборудование. Начал бы реформу образования, медицины, сделал их полностью бесплатными. Это два важных условия – душа и тело. Учитывая, что население немаленькое, выстроил бы первым делом прекрасные больницы, поликлиники – столько, сколько надо. Чтобы люди не ждали в очередях.

Моя мама прожила в Швеции 26 лет, дожив до 97 лет. За эти годы шведская социальная служба выплатила на все, что связано с ней, около 3 млн евро. Откуда деньги в стране, где нет ни газа, ни нефти, и даже пахотных земель мало? Если не красть, если выстроить логически четкую структуру, то можно содержать население, которое не работает по разным причинам: по причине нетрудоспособности, возраста, инвалидности. В Швеции при таком высоком уровне производства работает очень небольшое количество людей в прямом, традиционном смысле. Остальные – дизайнеры, социономы, актеры, художники.

Вспомнил интересную историю. В начале пребывания в Швеции меня пригласили выступить для компании, которая производит конфитюр для нескольких стран мира. Мне показали зал, где я буду выступать, рассчитанный всего на 65 мест. Я удивился: предполагалось, что концерт будет для всего личного состава. Мне в ответ показали производство. Оказывается, это и есть весь личный состав – 60 человек, из которых работающих в прямом рабочем смысле – 12. Остальные – дизайнеры, художники, специалисты по рекламе и так далее. Вот так индустриальное государство высокого уровня развития действует. 1,5% фермеров, 1,5% тех, кто «возвращаюсь я с работы, рашпиль ставлю у стены». То есть того самого пролетариата уже почти и нет.

Поэтому я вижу путь только один – колоссальное внимание к культуре, колоссальное внимание к искусству, главное – умение слышать музыку, видеть красоту, наладить речь. Когда люди владеют риторикой, они не дерутся. Драка и вообще вся агрессия начинается там, где кончаются слова.

Вы считаете себя счастливым человеком?

Да, абсолютно, даже не хочу рассуждать на эту тему. Я безумно счастлив и не устаю благодарить главного инженера – так я его называю, чтобы не задеть религиозных чувств всех видов вер – за то, что мне дано чувствовать поэзию, музыку, играть, писать стихи, книги, действовать на умы людей, пусть не так много, как я хотел бы. Я счастлив, у меня все получилось. У меня замечательный сын, замечательные внуки – умненькие, яркие, остроумные, красивые.

Что бы вы сказали себе 28-летнему, если бы вам удалось в прошлое попасть?

Что нужно еще больше времени уделять творческим процессам, потому что все свои книги я написал после 50 лет, а ведь мог бы и раньше. С другой стороны, видимо, годы все-таки приносят больше знаний, чувствований, ассоциаций. Себе в 18 лет сказал бы, что я немножко лентяй, с точки зрения сегодняшнего. Порою много времени было потрачено на то, что необязательно, ну, как у всякой молодежи.

Есть вещи какие-то, которые никогда не поздно сделать?

Тут нужно несколько компонентов, в том числе воля и действительно подлинное желание. То, что мы называем одержимостью. То есть, скажем, когда-то музыкальная школа отвратила человека от рояля. И вдруг он услышал (у меня много таких людей) мои программы и захотел снова вернуться к музыке. И он меня спрашивает: «Можно ли?» Еще как можно! Вы не станете лауреатом международных конкурсов, выдающимся пианистом или скрипачом, но при достаточной свободе тела, владении мышцами, хорошем педагоге и чутком ухе вы можете достичь больших успехов.

Среди моих учеников есть один из величайших отоларингологов мира, профессор, который начал играть в 45 лет, есть замечательная женщина, Анита, она шеф лаборатории крупной компании, выпускающей лекарства. Пришла ко мне, как ребенок, в свои тогда 38 лет играть на скрипке. Она продолжает заниматься, сыграла массу концертов. Такие вещи происходят, так что нет предела.

Следите за нашими новостями в удобном формате - Перейти в Дзен , а также в Telegram «Однажды в Башкирии», где еще больше важного о людях, событиях, явлениях..
ПОДЕЛИТЬСЯ






важное